Мы сыграем в молот ведьм, я каждый день ищу тебя
Формула забвения и формула бессмертия
[indent] В этом мире, огороженном невидимой линией, проведенной когда-то давно, все вполне понятно, все известно, без сюрпризов и без возможности внезапно всего лишиться. Охотник свой дом ценил, он его любил, привязанностью, с которой собака до последнего защищает свою территорию, готовая кидаться на противника намного выше и сильней. Неважно что произойдет потом, какие последствия у всего будут, важно лишь только то, что он старался. Однажды Деврим Кей спросил его, отчего бы не переселиться на ферму. Европейской зоне не хватает снайперов, а надеяться на стражей, что в один момент тут, а в другой уже летят на другую сторону галактики, просто нельзя. Фермерам же не помешает дополнительная защита, среди вечных стычек, постоянных попыток отобрать отвоеванное, там, где бетонные скелеты высоких домов оскаливаются своими арматурными зубами, тычут ими в небо, поднимая вверх бетонно-кирпичную крошку. В тот момент охотник спокойно попивал чай, который Кей ему заварил, не просто прыснув кипятков в кружку с пакетированной заваркой, ногой уперевшись в мешки с песком и пытаясь прицелиться по остаткам тех падших, что высыпались из подбитого корабля, который удалось лишить одной из турбин еще на подлете. Чуть горьковатый привкус обжигал нёбо, оставляя странное послевкусие, которое никак не мог толком распробовать, наверное по этому продолжал хлебать, все силясь осознать, что же это за привкус такой.
[indent] Охотник не хотел жить на Ферме, но и Девриму толком объяснить это не мог. Словно что-то внутри от тоски сжималось, каждый раз, когда он видел этих людей, когда всматривался в эти дома, что друг к другу жались, между ветряками и солнечными батареями, над трубами и широкими пластами металла, закрывающего проводку. Что-то внутри от боли в висках стучало, тоской стискивало грудь и медленно но верно отравляло каждый последующий вздох. Раньше он не мог толком сказать в чем причина, от этого чувства отмахиваясь, морщать, головой потряхивая словно животное, которому в уши вода попала. Теперь же примерно представлял, что являлось подобным, когда медальон на груди обжигал его своим холодом, выщербленные знаки на нем лезвиями по коже проходились. Это все Итон, это все воспоминания, где-то в самой подкорке забитые, спрятавшиеся, которые не смог выскрести Странник, сколько бы не старался. Это боль и сожаление, потеря и тоска. Тоска - он думал, что нельзя тосковать по тому, чего толком не помнишь, но очередное вспыхнувшее дежа вю и сердце внутри словно кто-то раскаленным прутом пронзает.
[indent] Натаниэль не смог спасти своих родных и любимых, что стали пеплом и Охотник с удовольствием поддерживал его в этой тактике полнейшей капитуляции перед бессилием прошлого, стараясь самого себя уверить в том, что все не так уж и плохо.
[indent] Его дом, новый дом, если можно так выразиться, собранный и сколоченный, возведенный из тех знаний, что были еще до, что так и не ушли, даже после того, как это тело заселил кто-то другой. Охотник все еще не мог разобраться с тем, что было внутри - он ли тот Натаниэль из Итона, он ли тот человек, что когда-то потерял все, включая и свою жизнь, когда стражи устроили кровавую бойню и пляску на костях тех, кто не мог дать отпор бессмертным? А может он всего-лишь имитация, бледная тень той личности, как испорченный жесткий диск, на котором мало что осталось, лишь только парочка нулей и единиц, которые в общую картинку не собрать и информацию отныне не извлечь.
[indent] От этих мыслей голова вновь начинает болеть, гремит оглушающими аббатами и спасаясь от них он пытается занять себя работой, а когда это не помогает, то алкоголем, который очень плохо действует, не дает того самого затмения разума, которого он так сильно жаждет. Мысли охотника яркий калейдоскоп, цветные стеклышки, которые переливаются всеми цветами радуги, стоит поднести к солнечному свету, но никогда не давая точной картинки, позволяя все интерпретировать по собственной прихоти.
[indent] Теплая ладонь прогоняет мысли, касается его, проводя по лицу, словно не осознавая, что этим легко может разбудить, а потом жмется еще крепче, горячая кожа обжигает своими прикосновениями, оставляет еле заметный след, рядом со следами прошлой ночи, красными полосами проходящими по бледной коже.
[indent] — Ты же понимаешь, что вылезти отсюда все же придется? — он приоткрывает один глаз, рассматривая чужую макушку, дергая за несколько прядей волос, привлекая к себе внимание, в воспоминаниях он наматывал эти пряди на пальцы, в насколько далеком прошлом сказать точно не мог. Для той, кто постоянно пытается куда-то удрать, она стала слишком часто появляться здесь, даже по сравнению с прошлым, размытым и смутным пятном возникающим в сознании, когда он и сам не знал, что из себя представляет. В ответ ему под одеялом ворочаются, он запускает руку вниз и щипает за оголенную кожу, самостоятельно выбираясь из слишком коварного плена.
[indent] Утром в его дом врываются солнечные лучи, самые первые, восточная сторона открыта, тут нет препятствий и мутное от времени стекло пропускает яркие лучи, что кривыми квадратами ложится на дощатый пол, над которым кружатся еле заметные пылинки. Под пятками холодное основание, морозит до самых коленок, пока Охотник пытается найти свою обувь где-то под изголовьем кровати. 
[indent] — Здесь тебе не автоматизированное обслуживание. Нужно все делать самостоятельно. — Он поднимается с кровати, она скрипит жалобно, отчаянно, что на мгновение даже мысль возникает вернуться в тот теплый плен. Но праздность момента... должна закончиться. — Надеюсь, ты любишь лапшу, потому что кроме нее мне с Фермы ничего другого не выдали.
[indent] Его дом не такой уж и большой, в нем нет множества комнат, потому что они ему не нужны, зимой их сложно отапливать, летом поддерживать температуру и в любое время года вести оборону. Сжатый до столь малых размеров, но такой правильный, Охотник ощущает, что здесь и сейчас ему не хочется ничего менять, а что-то внутри вновь отзывается тем дежа вю, от которого на той же ферме сводило судорогой и тоской, но, на этот раз, чем-то теплым. Он вернулся туда, что, как казалось, давно потерял, что, возможно, делало его счастливым... в прошлой жизни или в этой.

Отредактировано Hunter (2021-09-28 22:55:33)

And the vision that was planted in my brain
Still remains
Within the sound of silence

[indent] Его дом - это все, что было,  вымытом, вычищенном и соскобленном сознании, напоминающем серую массу, в которой обрывками плавает какая-то информация, он отчаянно пытался хоть что-то отыскать от прошлого себя. Сжимая в пальцах холодных металл медальона, словно от того, насколько сильно сожмет его, будет зависеть, активируется хоть какая-то запертая ячейка внутри сознания. Но собственный разум был пуст, лишь только какие-то ощущение, схожие больше с рефлексами, отдавали грустью, что стала привычной. Голодной тоской, скребущей ребра изнутри, составляющей метки на внутренней стороне, на каждой из костей. Мелкий не мог ничего толком ему сказать, кроме собственного предназначения. "Что ты хочешь от машины" - звучало очень складно, словно и сам он, как и Охотник, до конца ничего не понимал и ничего не знал, просто еще одна потерянная душа, пластик и метал, внутренняя сила, крупица чего-то большего, что бросило их на произвол судьбы.
[indent]Охотника воскресили, чтобы он убивал.
[indent] [indent]Он не желал мириться со своей природой.
[indent]Даже если окружающий мир оскаливался на него кроваво-гнилой пастью, он скалился в ответ, но бросался только в крайнем случае, спуская курок, что делать казалось столь привычно и просто, сколько раз до этого Натаниэль в той, прошлой жизни, делал тоже самое и с кем на прицеле, если так поразмыслить. Иногда Охотник смотрит на Варлока и думает, стоит ли задавать эти вопросы, узнавать детали, что могут отделять портрет, нарисованный в воображении, от того, что, в конечном итоге, существовало.
[indent]— Затем, что никто не должен проводить утро, зарывшись в одеяло, если хочет сделать хоть что-нибудь. — Вставать рано - еще одно столь привычное. Когда летом роса еще дрожит на самом краю, окутанная рассыпавшимся туманом - знакомый запах сырости, тонких красок на небе от только что появившегося из-за горизонта солнца. Так знакомо...
[indent]Охотник любил свой дом, любил этот запах древесины, пластика и пыли, что ложилась в любое время, потрескивание обогревателя, чьи элементы чуть красноватым светом отдавались в темное время суток и гудение генератора где-то на задворках. Несколько лет назад тут не было ничего, только черная земля, припорошенная листьями, примятой травой и парой трупов. Несколько эликсни развалились, распластав свои руки, черными глазами упершись в небо, вдоль темной радужки проплывали отражающиеся плотные облака. И он стоял над ними, откинув капюшон плащ-палатки, не думая о трупах, больше размышляя о том, что земля тут черная, жирная, плодородная, на такой вырастет все что угодно, при правильном уходе, а впитавшаяся кровь быстро рассосется. Место, что было создано только для очередных стычек, которое он превратил для себя в то, куда хочется возвращаться. Город давит на него со всех сторон своими монументальными колоннами, шумом вгоняет в панику, что хочется забиться в темный угол и не вылезать из него; от ферм тянет тоской, внезапно проснувшимся чувством вины, раскаленными прутьями бьющими под дых. Ему нет нигде места кроме того, что создал самостоятельно, выстроив из осколков и косте прошлого.
[indent]— Я уже понял, что стояние у плиты не твое от слова совсем. — Он скалится, гремя посудой, метал бьется о метал, плеск воды разбавляет шипение конфорки, нагревающейся непозволительно медленно, по мнению самого охотника, но позволить себе газ тут он не мог никак, в этом мире есть вещи куда как важней, чем копание в недрах старой, позабытой земли, да и его генератор мог вытерпеть не такие затраты. Иногда он разводил костер на улице, палил старый мусор, листья и подгнившие деревья, протягивая к ярко-оранжевым язычкам пламени огрубевшие пальцы, ощущая, как жар лижет кожу, трогает ее интересующимся зверьком и тут же отступает.
[indent]Фермеры часто снабжали его чем-нибудь в дорогу или на обмен, приветствовали как стража, как кого-то поистине важного, протягивая вперед руки и заявляя, что такие как он делают важную работу. Хотелось сплюнуть себе под ноги от таких заявлений, вздрогнуть и отвести их к той братской могиле, из которой он выбрался - пусть смотрят, пусть чуят, что из себя представляют Стражи на самом деле - мясники имени того, кого никто из них не просил. Деврим просто пожимал плечами, намекая, что им тут нужно во что-то верить или, если уж на то пошло, то в кого-то. Когда перед тобой яркий сияющий непогрешимый лик, то жить всегда проще, а думать о том, что чем ярче свет, тем чернее тем позади, не многие желают, слишком тяжело, а в мире этом и паче.
[indent]— Какого? — Охотник на миг задумался, откладывая в сторону вилку. Та женщина, что снабжала его лапшой, заодно дала ему палочки для еды, говоря, что правильно есть ими, но Охотник до сих пор не научился толком, проще было выучить алфавит проклятых, чем что-то столь сложное, как попытка заняться привычным необычным способом. — Словно так и должно было быть.
[indent]Охотник не знал, какого еще ответа она ожидала. Красная война не была его проблемой, не была так уж и важна, если так подумать, закономерный очередной конец, о котором плакались столь многие, он отправился вперед не ради великой цели, не ради награды. Тихо вздыхая, от откладывает тарелку в сторону, гремит по столу, пододвигаясь ближе и к себе пододвигая чашку с кофе.
[indent]— Я чувствовал себя смертным и уязвимым, каждый мой шаг мог стать последним, во мне не было и частицы той мощи, что обычно сопровождала с того момента, как очнулся, но мне не было от этого грустно или холодно. Многие говорили, что лишиться Света - это как потерять ногу или руку, столь важное для них, я же осознал, что Свет был опухолью, после исчезновения которой стало намного легче. — Охотник развел руки. — А потом объявили о наборе в ударную группу и это показалось мне идеальной возможностью все завершить. Финальный аккорд истории, с фанфарами и под канонаду пушек. Возможно в этом и была вся проблема, Стражи так привыкли, что неуязвимы, а став, наконец, хрупкими, как стекло, в них проснулось нечто человеческое - страх. Они боялись этого куда как больше, чем могли сами себе признаться...

Отредактировано Hunter (2021-12-19 01:53:26)

'Cause we all want our freedom, not just to break stone
Get your gun, get your knife, lace your boots
Send 'em home
[indent] Он молчит, рассматривая белую пенку по краям чашки, словно в ней пытаясь вычитать невидимые символы, которые подарят ему ответ откуда-то свыше, те самые пресловутые высшие силы, на которые все так уповают. Вера в волшебное проведение умы всех окружающих захватило - они смотрят на небо, видят висящий шар, зависший где-то там, ровно посредине и ожидают чудес облаченных в металл и силу, доселе неведомую, оттого такую интригующую. Мелкий говорил, что он есть часть Странника - его извечный кусок, строчка кода, отделенная от общего замысла, одновременно автономная и полностью созависимая. Если вспороть его пластиковый корпус, всмотреться, то можно увидеть все тоже самое, одновременно все и ничего стразу, были времена, когда препарирование Призраков казалось чем-то до ужаса правильным, как вскрытие лабораторных мышей во славу науки, маленькая жертва во славу великого открытия, когда плоть казалась такой слабой и уязвимой, такой хрупкой и полностью себя изжившей. Словно металл и пластик были единственный выходом, облаченным в чужие сожаления и чаяния на нечто куда как более великое. Слабый ум пытался забраться под подкорку чужого назначения и поиграть в бога, чтобы из всей этой вакханалии и в итоге разрослось очередное чудовище, оскалившее свою пасть и пытаясь поглотить тот самый самоуверенный слабый ум.
[indent] Охотник молчал, когда на него изливали чужие переживания, что он вообще мог ответить - что понимает? Он не понимал. Чужая жизнь потемки, чужой разум работает абсолютно не так, как он привык, наполненный воспоминаниями, от которых все внутри сжимается в тугой узел - памятью, принадлежащей не ему, информацией, от которой сводит зубы, не просто набор нулей и единиц, но нечто более объемное, ощущение, привязанность, какие-то отголоски прошлого, скребущие в горле, заставляющие часто смаргивать.
[indent] — Если долго молчать, это начнет пожирать изнутри. — Он встает со своего места, оставляя после себя грязную кружку с темно-кофейными разводами, стараясь не замечать, что по другую сторону цела как чашка, так и тарелка, его спокойный и понятный мир чуждый для кого-то, не просто кусок жизни, но всего-лишь имитация, красивая картинка, не приносящая настоящего насыщения. Он запускается пальцы в чужие волосы, проводя по ним, оттягивая назад и целуя в лоб, успокоение можно принести не только словами, тем более, что они уже выяснили, что в их интерпретировании Варлок крайне плоха и любит надумывать сверху, делая для себя какие-то особые выводы, которые удовлетворяют ее лучше, чем правда от самого Охотника.
[indent] Мелкий смотрит внимательно, проводит своим окуляром по столу, пытаясь выцепить что-нибудь крайне интересное для себя, что отложит в архивах своей памяти и выкатит на обозрение после, для анализа. Он не пытается переубедить больше Охотника, окопавшегося среди общей разрухи, словно и что-то внутри его строчек кода поменялось, заставило пересмотреть свою изначально портированную программу, заставить аплодировать - кажется именно это называется призрачным кодом эволюции. В какой момент призрак перестает быть придатком Странника и становится чем-то большим? Когда понимает, что для того, чтобы выжить, нужно прятаться, когда нужно предложить разобрать других и сшить из себя нечто новое, когда следует отступить, а когда смириться? В какой момент машина становится чем-то большим, чем просто ходячий реаниматор для говорящего упрямого трупа?
[indent] — Я не сомневался. — Спокойно отвечает он. Для него кабал пустой звук, для него очередное великое зло, раскинувшее крылья над очередной несчастной планетой пустой звук, пока это лишь только донесения издалека - его они не касаются, не скручивают где-то в нутре раздражения, сталкиваясь только лишь с полным безразличием. Весь мир не спасешь, только надорвешься, Охотник не видит ничего плохого в том, чтобы продолжать быть эгоистом, холодным взглядом охватывая свои владения и не видеть дальше них ничего более, чем очередные строчки кода, которые так легко переписать и изменить. Что ему до взрывающихся где-то далеко кораблей улья, когда над его головой небо голубое и чистое?
[indent] — Идем? — он кивает, зовя за собой, под сапогами половицы отдают скрипом, когда он подходит к армированному шкафу, в котором хранит все свое добро, копась в том, что сумел в свое время добыть, проводя пальцами по длинному дулу, массивной оптике, что черным своим окуляром смотрит в потолок. Свое отвращение сублимируя в какую-то больную заботу, он обрамляет оружие в подобие колыбели, из которой достает его при удобном случае, демонстрируя, что в месте мира всегда есть совсем немного для насилия и горячей крови, что опять здесь все забрызгает, стоит только перейти черту. Извлекая старый лук, проверяя натяжение тетивы, плечи покорно гнутся, стоит только оттянуть промасленную титановую струну, что отзывается знакомым звуком, приходящим откуда-то изнутри, то, что он знал всегда.
[indent] — Прицела тут нет, чтобы начать хоть немного попадать нужно понять траекторию полета. — На дворе все еще по утреннему прохладно, кусает за плечи, трогает росой у травы, принося свежесть, наполняя легкие озоном, словно пытаясь что-то в глубине заполнить. Он передает лук Варлоку, протягивая стрелу и показывая, как левой рукой за луку стоит держать и сверху на пальцы кладя стрелу. — Но перед этим стоит понять на что похожа сила натяжения. Простая физика, облаченная в законы, которые никто никогда не сможет нарушить. Оттяни со всей силы назад, ощути боль, которая пройдет по мышцам, когда пытаешься замереть в таком положении. — Охотник давит на поясницу, заставляя выгнуть спину, сводя острые лопатки вместе, пальцами приподнимая подбородок и продолжая шептать на ухо. — Не попадешь в первый раз, попадешь во второй, не попадешь во второй, значит попадешь в третий. В отличие от пули стрела плавная, неспешная, она позволит тебе посмотреть на свой дугообразный полет, поэтому постарайся взять выше. — Он пальцем указывает на соломенную мишень, подвешенную под деревом, которую самозабвенно клевала какая-то сойка, пытаясь из тюфяка вытащить себе соломы на гнездо. Охотник наклоняется ниже, приподнимая локоть оттягивающей руки, проводя носом по чужой щеке, прикусывая край уха, в этой знакомой игре, больше схожей с ритуалом старых времен, когда чудом казались явления природы, а не великие поползновения из глубоко космоса.

Мы голос земли, мы дети тепла, Но наши сердца теперь разбитые зеркала...

[indent] Даже не смотря на свое отрицание той части, что являлась стражем, существовала в теории исключительно как защитники с мечом и щитом поперек человечества от всего остального мира, а по сути являясь той же частью изничтожающей силы, Охотник все еще не мог отказаться от собственного оружия, холя и лелея его хрупким и уязвимым дитя. Аккуратно разбирая на столе свою винтовку, прочищая и смазывая отдельные детали, растирая оптику мягким безворсовым обрезком, точно так же подкручивая шифты у собственного лука, ожидая того странного чувства, что зарождается внутри, нечто схожее с дежа вю, словно он делал подобное, множество и множество раз, что пальцы сами цепляются за металлические грани подвески, сжимают так, что плоская часть в руку неприятно впивается, кусает своим нутром.
[indent] — В бою множество отвлекающих факторов. — Он щурит глаза, смотря сверху вниз на варлока, она пахнет его домом, деревом, пылью и остатками кофе, нет ничего из того привычного запаха металла и крови, которые она приносит с собой, отбивая ботинками его порог, следами грязи, которой на этой планете отродясь не было. Он щелкает пальцами, привлекая внимание к мирно висящей цели, с которой только что спорхнула птица и недовольно зачирикала, усевшись на забор. — И я не только про то, что мишень постоянно ерзает, бегает и пытается пальнуть в ответ. Сбоку может быть не только враг, природа тоже часто не на нашей стороне, стонет, шумит, рычит, цепляет тебя и пытается не дать сконцентрироваться. Именно поэтому так важно полностью абстрагироваться от окружающего мира, когда выходишь на охоту. А за стелы ты мне и так отплатишь...
[indent] Охотник подталкивает ее, надавливая на поясницу, заставляя развернуть плечи. Он коротко хмыкает, смотря за тем, как пальцы подрагивают от сильного натяжения, с ним не сравнится самый тугой спусковой крючок, вся сила, что может бить в плечо отдачей, инерция беззлобного убийства, все это вкладывается в это самое натяжение и пальцы принимают удар, от которого нельзя защититься. То, что так хорошо известно для него, для кого-то другого может быть в новинку. Приходя на ферму он видит детей, смеющихся, любопытных, они выглядывают из-за ближайших ящиков и он делает вид, словно не замечает этих нескольких пар любопытных сверкающих глаз, рассматривающих его с ног до головы, цепляющихся воодушевленными вдохами за его лук, перекинутый через плечо, до того момента, покуда позади них не материализуется Мелкий, выходя из стелс-режима и снимая маскировку, нарочито громко спрашивая, чего юные граждане желают, после чего дети пускаются в рассыпную с диким криком. Мелкий и сам не может толком сказать, зачем он такое проворачивает, кроме обычной мысли, что и ему самому крайне весело от подобного.
[indent] — Неужели? А я хотел сделать комплимент твоим глазам, но видно у стражей ныне такое не в почете. — Тихо хмыкая, приходится качнуть головой. — Я никогда не считал оружие чем-то вдохновляющим, только инструментом. — Он встряхивает лук, дуги на мгновение натягиваются, словно отходят от полудремы, прежде чем новая стрела ложится на палец. — Благодаря оружию я могу выживать, я могу  дальше существовать, я могу убивать тех, кто переходит мне дорогу, но ни разу я не ощущал... удовлетворения от победы. Неважно насколько великое и беспощадное зло становилось на пути, после его устранения остается лишь только пустота. Я живой только когда...
[indent] Только движение, только сама охота. Следование по тонким, еле различимым отпечаткам, запахам, примятой траве и потревоженным камням; слух, в который обращается все внутри, стараясь подмечать отдельные детали, поддетые сканирующей способностью его маленького помощника, всегда готового подкинуть ему несколько новых следов, он, словно гончая, что несется вперед, указывая своим носом путь, как на старых гравюрах, сохранившихся с того времени, когда все еще было слишком хорошо. Охотник наслаждается вещами, что не являются конечной целью, он смотрит на труп врага безразлично, стеклянными глазами, словно на что-то сродни вещи, всегда бывшей неодушевленной и которую пришлось разбить. Но путь... это нечто другое - истинная жизнь, продвижение к цели вопреки всему, тяжелое дыхание и учащенное сердцебиение - наслаждение действием.
[indent] Он коротко усмехается, оттягивая тетиву, на мгновение прицеливаясь и тут же отпуская, легкий свист разрезает воздух и стрела впивается в центр круга, заставляя соломенный круг накрениться. Иногда он ощущает... нечто темное, что клубится вокруг, кружится, хватает за запястья, аккуратно касается разума, но оно не кажется неправильным или злым. В конце концов темнота космоса никогда не делала ничего плохого, точно так же, как и это странное чувство, обуревающее его, всего на мгновение, тут же растворяющееся в небытие, что может проявить себя только при истинной опасности, когда дуло противника смотрит прямо на него.
[indent] — Тут нужна практика. Лук легче любого оружия, траектория полета у него иная, как и множество других... более мелких нюансов. — Охотник меж пальцев растирает остатки масла, которым пропитывал тонкую нить тетивы, чтобы не портилась, пока спокойно лежит в своем тихом и темном уголке. — В городе считают, что это бесполезное оружие, даже не подозревая, насколько бесшумно оно может убивать, особенно, когда умеешь метить в правильные места. — Когда противник падает от одного выстрела, не успев даже осознать, что случилось, в основном в голову, конечно, чтобы мозг моментально перестал подавать сигналы всему телу. Можно в сердце, но тогда у сознания будет те самые несколько минут на осознание происходящего и жизнь будет утекать словно сквозь пальцы, непозволительно медленно и неотвратимо. Охотник понимает, что это знание его новое, приобретенное в этой жизни, распознание того, как легко можно обрубить чье-то существование своими руками. — Впрочем, в городе много на что скалятся, абсолютно не понимая значения, так что я даже не удивляюсь.
[indent] Он спокойно поправляет выбившуюся прядь волос за чужое ухо, видя в них ту самую неуверенность и ожидание чего-то схожего с ударом, что заставляет вздохнуть, глубоко и горько.
[indent] — Ты нравишься мне. — Спокойная констатация факта, в конце концов, тот, кто тут гость непрошенный быстро получает несколько стрел в колено или руку в качестве предупреждения, чтобы сваливали к хренам, а если слишком непонятно, то и разряд из винтовки сверху. — За то как улыбаешься, за то как говоришь, за то, что пытаешься соблюдать странные традиции, придуманные людьми в виде праздников, за то, что наряжаешь своего призрака в эти странные костюмы, словно любимую собачку. Ты мне нравишься за все человеческое, которого по какой-то непонятной причине стыдишься. Возможно, ему ты тоже нравилась именно за это...

Отредактировано Hunter (2022-01-30 22:15:37)