Шум людских голосов, резко взвинчивающийся в воздух криком. Грохот, тяжёлый, разлетающийся треском щепок. Орден Цишань Вэнь не знает жалости и не ведает пощады, шагая по чужой земле с хозяйской вседозволенностью: высокомерно задрав голову и отвешивая затрещины всем, кого посчитает недостойным своего величественного взора. Но как возможно такое поведение здесь, на территориях Юньмэн Цзян?! Не остановил бы произвол, не призвал бы к ответу, не обратился бы за поддержкой в дружественные кланы Цзян Фэнмянь? Не взметнулся бы до небес, укрощая зарвавшихся псов, хлыст Пурпурной Паучихи? Впрочем… Гусу Лань сгорел до тла, и никто никому не сумел, не успел или не захотел помочь. А кто знает, что случилось за то время, что Лань Сичэнь провёл в бегах. Может, и клана Юньмэн Цзян вместе с Пристанью Лотоса тоже больше нет. Может, он опоздал и явился на оставленное в назидание безжалостным Солнцем пепелище. Он не может знать этого. Пока. Только пока. Но узнает непременно, хотя бы потому, что дальше в его состоянии бежать больше некуда.
Учинённая суматоха Сичэню только на руку: упивающиеся собственной властью, насыщающиеся, подобно паразитам, людским страхом и отчаянием, псы Вэнь теряют бдительность, ослабляя хватку сокрушительных челюстей. Они даже не подозревают, что, кто стремительно ускользает из их пасти и из последних оставшихся сил бросается прочь, к городским окраинам, пригибаясь и прячась в тени домов. Тем лучше, тем лучше... У небольшой речушки Сичэнь позволяет себе такую ошеломительную дерзость, как остановиться и сделать пару торопливых глотков воды, прежде чем украдкой скользнуть в небольшой пролесок. Не самое надёжное убежище, но сейчас сгодится и такое: вряд ли кто даже из местных жителей на закате дня решит побродить по окрестностям. Ему нужно всего-то немного подождать: когда ночная темнота сгустится окончательно, когда городок затихнет и забудется сном, можно будет снова продолжить путь.
Ещё бы найти на это силы.

Ноги не держат, и Сичэнь тяжело оседает на землю, утирая взмокший лоб ладонью. Он ведь бежал не так уж и много, не так уж и долго, а его тело постепенно становится всё слабее и слабее, и с каждым новым днем только хуже. Физическая сила и выносливость - одно из немногих, почти жалких, в сравнении с остальными, преимуществ, что есть у него перед кланом Вэнь - вот только теперь он рискует лишиться и его. Нужно что-то придумать. В таком состоянии схватить его не будет проблемой: сможет ли удержать меч в пальцах, сумеет ли побороть превосходящее количество врагов - хотелось бы верить, но, увы, Сичэнь не в том положении, чтобы самонадеянно полагаться на волю случая.
Книги. В первую очередь ему нужно спрятать книги. И тогда, даже если Цишань Вэнь найдут его и схватят, они не получат ничего, кроме очередного замученного до смерти тела. Потому что Лань Сичэнь скорее сдохнет, чем расскажет им хоть что-то, чем позволит использовать себя во зло своему клану. Решительным усилием воли он заставляет себя подняться. Ищет, щурясь в полумраке лесной чаще и низко склонившись к земле, лихорадочно разметает носком сапога, а то и прямо руками в сторону ветки и листья, пригибает траву. Возможно, то, что он собирается сделать сейчас – невероятная глупость. Он пожалеет об этом, конечно же. С другой стороны, Сичэнь, действительно, не может рисковать. Он просто не может позволить, чтобы в случае неудачи все труды, все жертвы оказались напрасны.

Книги. В первую очередь ему нужно спрятать книги.
В конце концов удача благосклонно улыбается ему, и за свежей порослью у корней находится небольшая норка – похожие, помнится, деловито рыли на территории Гусу Лань кролики, непонятно откуда взявшиеся у Ванцзи. Сичэнь раскапывает её собственными руками, не обращая внимания на то, что засыпает подол и рукава землёй - всё это неважно, всё это такие мелочи. Мешочек цянькунь с бесценным сокровищем отправляется на дно импровизированной ямы, и Сичэнь также торопливо закапывает его обратно. Наверное, стоит соорудить поблизости какой-нибудь опознавательный знак. А поутру, при свете солнца, убедиться, что не оставил никаких подозрительных следов. Но тогда придётся задержаться ещё на день, потерять ещё сутки времени. Но риск, риск слишком...

- Прошу прощения.

Он вздрагивает, чувствуя как замирает сердце и на мгновение, такое долгое, такое стремительное, деревенеет всё тело. Всё кончено. Его нашли. Быть может…быть может они не поймут, не осознают, что он здесь делал. Быть может им не хватит мозгов запомнить это место и в пылу триумфа рассказать кому-то о нём. А потом будет уже поздно. Пальцы сжимаются на рукояти Шоюэ, почему-то такой незнакомо тяжёлой для его пальцев. Сичэнь медленно оборачивается.
Юноша за спиной всего один. В одеждах простых и не выдающих принадлежности к какому-либо Ордену. Загулявший в ночи местный житель? Зачем же вздумалось лезть ему в чащу посреди ночи? Ах, да… Одеяния. Белые. Сичэнь устало проклинает себя за свою же собственную глупость: ему давным-давно стоило сменить одежды клана на что-то менее узнаваемое и выделяющееся. Возможно, тогда у него и вовсе получилось бы смешаться с толпой обычных людей. Но что толку думать и сожалеть об этом теперь?!
Сичэнь поднимается на ноги – его чуть ведёт в сторону, но удержать равновесие всё же удаётся - складывает руки и склоняется в ответном поклоне. Держать спину тяжело, тело клонит к земле, а кровь бешено стучит в висках, но он выдерживает это, выпрямляясь и шумно выдыхая.

- Прошу прощения за беспокойство, молодой господин. Я скоро уйду, - я уйду, только не надо кричать, не надо привлекать внимание. Просто представь, что всё это сон, полуночное видение, не имеющее ничего общего с реальностью. - Прошу, Вам не стоит поднимать шум. Я скоро... скоро уйду.

Меч в руке едва заметно подрагивает, или же это рука не может сдержать нервной, усталой дрожи? Сичэню совершенно не хочется обнажать клинок и проливать кровь, но необходимость заставит пойти его и подобную крайность. Только бы юноша напротив понял это и не делал...глупостей.