Стайлз всматривался в мелькающие за стеклом деревья, прислонившись к нему виском, до тех самых пор, пока они не превратились в однотонную пелену, мерцающую рябью редких просветов между тёмными кронами. Первые часы оказались самыми мучительными - казалось, что они несутся на бешеной скорости, но треугольничек навигатора на дисплее практически не двигался с места, как бы часто мальчишка не смотрел на него. Сейчас ему не хотелось говорить. Не хотелось слушать. Он даже ни разу не потянулся к магнитоле - пальцы сжимали колено, короткие ногти впивались в плотную джинсовую ткань, а с приоткрытых губ срывались лишь отголоски очередного тяжёлого вздоха, от которого не становилось легче ни на йоту. В груди неприятно свербило, пока во всём теле ощущалась какая-то холодная пустота: Стайлз спешил вернуться в родной город к своему отцу, но его не покидало гнетущее чувство, будто он едет на похороны.
Он думал о многом, лишь бы занять себя. Думал о том, как непросто сейчас Скотту - наверное, чувствует то же самое, но не так болезненно, не так удушающе, потому что он рядом и знает, как это - быть волком. Думает о том, стоит ли ему разыскать логово старшего Хейла в первый же день, натравить на него охотников или устроить визит во всеоружии, и плевать, как дальше пойдёт: эти мысли сочатся едким запахом злобы, и Стилински замечает, как хмурится оборотень на водительском сидении, крепче сжимая ладонями руль. Дерек сконцентрирован на дороге. Камаро гладко огибает поворот, и его даже не ведёт, хотя мужчина не сбавляет скорость. Парень вынужден признаться в том, что даже сейчас за рулём тот выглядит действительно потрясающе. Стайлз отводит взгляд от резких контуров его лица, от рисунка вен на предплечье, и думает о том, каково сейчас его отцу. Наверное, сейчас ему страшно. Настолько страшно, что телефон по-прежнему молчит, пока пальцы его сына греют гладкий пластик, и нарушать это молчание первым пацан не спешит лишь потому, что всё ещё не готов. Ведь ему самому до безумия страшно услышать дрогнувший голос на том конце или не услышать ответа вовсе, поэтому он сбрасывает окошко вызова на экране мобильного, вновь переключаясь на вкладку проклятого навигатора. Чувство вины обнимает за плечи и гладит по щекам, а глаза начинают чесаться - он смаргивает, уставившись в предгрозовое небо.

Стайлз не мог есть. В дорожной сумке есть немного еды, и спустя сутки желудок начинает скручивать уже не только от волнения, но как только парень пытался проглотить хотя бы кусочек, то давился и припадал губами к бутылке с питьевой водой. Дерек от еды тоже отказывался, и оставалась надежда лишь на то, что он делает это не из солидарности - самобичевания в этом салоне хватало. Они останавливались несколько раз, чтобы заправиться, и каждый раз Стилински оставлял дверцу открытой, на этот раз не интересуясь со своим бесконечным и неловким любопытством "насколько сильно мной пахнет?". Знал, что до рези в глазах и желания прокашляться.
Спать он тоже не мог. Даже когда аккумулятор его телефона сдох, а в сумке ему так и не удалось найти провод зарядки, он и глаз не сомкнул, следя за дорогой с каким-то глупым упрямством, как-будто это помогло бы ускорить время, сократить весь этот путь вдвое или телепортировать их к самому въезду в город.
- Ты пойдёшь туда со мной? - прерывает он вновь устоявшуюся тишину, нарушаемую лишь рокотом мотора и постукиванием капель о лобовое стекло, когда его мысли иссякают, а внутренний разговор с собой терпит фиаско. Если Питер там, это станет триггером для его клокочущей ярости, и тогда было бы лучше если бы Дерек в этот момент был рядом. - Или высадишь неподалёку, если не почуешь его?
Мужчина кивает, соглашаясь на первый вариант, и уголок искусанных губ слегка приподнимается в слабой улыбке. Правда ли он в этом на самом деле сомневался?

Наверное, на этот раз скрываться бессмысленно? Он всё ещё не говорил своему отцу о том, что встретил Хейла в далёком Вашингтоне, потому что на тот момент это казалось чем-то незначительным, чем-то мимолётным, случайным столкновением в гипермаркете, о котором незачем упоминать, когда у вас есть столько тем, которыми вы хотите поделиться друг с другом до того, как в комнате общежития станет слишком шумно, а долг настойчиво позовёт шерифа на смену во второй половине дня. Стайлз не рассказал о том, что они стали общаться всё чаще - маленький секрет от всего мира, в который никто бы всё равно не поверил. Не рассказал, что из тесной комнатки в общаге перебрался во всё ещё необжитую квартиру Дерека вместе со всеми своими вещами, и даже не потому, что его выгнали за неуспеваемость или нарушение режима и ему некуда было пойти, а просто потому, что так ему самому захотелось. Во время прошлого визита в Бикон Хиллс человек и волк старались, чтобы их не видели вместе, и делали вид, словно их друг для друга не существует, пока обстоятельства не столкнут нос к носу: Стайлз сам попросил мужчину об этом и услышал тихий вздох облегчения, потому что это решение было обоюдным, взвешенным с обеих сторон. В тот раз ему пришлось выбраться из авто за несколько улиц до родительского дома и соврать о том, что большую часть пути он проделал со своим приятелем из университета, а оставшуюся - на пойманной попутке, в которой оказалась милая семейная пара из здешних краёв. Но теперь не тот случай, чтобы играть в прятки, о чём сообщает и сам оборотень, не отрываясь от созерцания дороги. Им осталось ехать еще несколько часов, и мальчишка только теперь успокаивается настолько, чтобы сомкнуть веки и провалиться в лихорадочный, тревожный сон вплоть до остановки в нескольких кварталах от дома. И когда автомобиль следует по знакомым до боли улочкам, преодолевая последнее расстояние до дома, в котором мальчишка провёл всё своё детство, сердце больше не замедляет свой ускоренный ритм.

Стайлз выныривает из душного салона сразу же после того, как Дерек уверенным движением ставит автомобиль на ручник, и взгляд его цепляется за входную дверь так, словно он видит её впервые, хотя внешне она не изменилась нисколько - всё та же облицовка, местами со сколами краски и лака, но ничуть не преобразившаяся со времени прошлого визита. Он слышит хлопок дверцы со стороны водительского сидения как сквозь слой ваты - шум в ушах нарастает, и пульсация в висках, разгоняемая неприкрытым волнением, будто стремится прорваться сквозь вены и плоть. Делает несколько шагов к крыльцу и едва не оступается, когда твёрдая хватка на его запястье заставляет остановиться, выругаться про себя или сквозь зубы - парень сам не уверен, где именно прозвучал его голос, - а в следующий миг спина Дерека заслоняет обзор.
- Ты чего? - он итак напуган, руки снова дрожат, и он не имеет ни малейшего понятия о том, чей именно запах заставил его волка встать на защиту, но знает этот жест слишком хорошо, чтобы сердце пропустило удар.
И прежде, чем мужчина успевает ответить, до слуха Стилински доносится тонкий и тихий скрип так и не смазанных петель входной двери. Та отворяется медленно, но Стайлз уже дёрнулся в сторону, нетерпеливо выглядывая из-за плеча оборотня и вглядываясь в затенённый дверной проём, готовый в любой момент сорваться с места. Потому что если внутри есть кто-то кроме его отца - видят боги, он вцепится неприятелю в глотку изо всех сил с той же скоростью, с которой это сделал бы вервольф, правда совсем не зубами.
Свет фонарей вырисовывает знакомый силуэт, от которого в грудной клетке становится там ощутимо больно, что выдох звучит обрывисто, сипло, а глаза начинает нестерпимо жечь. Шериф медленно переступает порог, подставляясь тусклому свету электрических ламп, и хоть в облике его ничего не изменилось - всё тот же, всё такой же родной, до каждого чёрточки - глухое рычание Хейла, слышимое лишь ему одному, приковывает к месту, вынуждает смотреть пристально, с опаской, пускай и через влажную пелену, смазывающую фокус. Этого хватает для того, чтобы взять себя в руки. Этого хватает, чтобы осознать, что кроме них троих здесь никого больше нет.
- Ты сейчас зарычал на моего отца? - негромко проговаривает Стайлз, сжимая пальцы на плече Дерека и обходя его сбоку. Он смотрит с неверием - прямо в глаза, сощурившись, и в голосе надломлено звучит возмущённая обида, будто только что волк оскалился на него самого. Отпускает только когда оказывается на один шаг впереди и убеждается, что больше его не рванут назад, словно под ногами у него минное поле. А потом вновь поднимает взгляд на старшего Стилински и после очередной пары шагов останавливается сам, оценивая, изучая, пытаясь определить опасность. Или наваждение. Он уже ни в чём не уверен.
- Пап? - зовёт он негромко, но как только губы шерифа трогает улыбка облегчения, посылает к чёрту весь мир - срывается с места, взбегает на крыльцо и крепко обнимает его, как сотни раз в те моменты, когда панический страх за его жизнь тяжким грузом спадал на землю и оставался где-то за спиной, тем самым рождая мощные, быстрые крылья за его спиной.

Отредактировано Stiles Stilinski (2020-10-25 00:52:42)

Парень старается не давать слабину, жмурится, уткнувшись в отцовское плечо, и зря надеется, что от этого влага с ресниц испарится в то же мгновение; шмыгает носом, стараясь сделать это потише, но звучит слишком громко даже для него. В сердцах Стайлз ругает себя за то, что дыхание приходится задерживать, чтобы не дрожало, срываясь, и не прячет собственную боль от родного человека, не может натянуть счастливую улыбку на обветренные губы, словно просто скучал, рад видеть, пора бы отпустить друг друга, чтобы не стало неловко. Ему приходится сглотнуть, лишь бы так не давило в гортани, и через пару десятков секунд уже готов ослабить слишком крепкие объятия, убеждая себя: он никуда не пропадёт, он не призрак, всё в порядке настолько, насколько это возможно в этой безумной ситуации, не похожей на первоапрельскую шутку.
Но рык его волка всё ещё замирает на грани слуха, вибрирует в памяти, и Стайлз не забывает, что нужно быть осторожным.
- Я... прости, у меня разрядился телефон и с собой не было провода, а на заправке не оказалось стойки с аксессуарами для мобильных, хотя они же всегда должны там быть, хрень какая-то, - под взволнованным взглядом шерифа его сын начинает говорить быстрее, сводить разговор в сторону, словно это вечный рефлекс - оправдываться перед собственным отцом за то, что заставил его волноваться, теряться в страшных догадках, а теперь разглядывать его лицо так, будто на нём кто-то в очередной раз оставил красно-лиловые отметины ссадин и синяков. - Я в порядке, - звучит после тихого, быстрого выдоха, который пресекает поток лишних слов, - правда.
Он в порядке только сейчас. Только наполовину. Вторая половина всё ещё витает бледным запахом у самой кожи, смазанная лёгким ветерком, остужающим щёки, и клубится густым маревом ароматов в салоне авто. Не зря он оставил стекло чуть опущенным - на сантиметр, не больше, - вряд ли Дерек останется на ночь, и лучше бы за руль ему пришлось возвращаться без респиратора. Стайлз невольно всматривается в лицо родителя, чтобы уловить в нём любое, хотя бы незначительное изменение, пока мужчина оборачивается в сторону Хейла, замершего возле камаро, но не видит ничего, что заставило бы волноваться его самого. Подмечает лишь то, что цвет лица стал здоровее, несмотря на тревожность, залёгшую сеточкой мелких морщин между бровей, которая вот-вот разгладится - облегчение, с которым он встречает своего блудного отпрыска, всё-таки искреннее. Он и сам поворачивается к Дереку, с лёгкой, немного виноватой улыбкой. В другой ситуации он бы не рванул так опрометчиво. В другой ситуации не сделал бы этого, пока не убедится, что всё под контролем. И кое в чём шериф был не прав - оборотень заслуживал куда большего, чем чашка кофе, за то, что Стайлз всё ещё жив и даже не сошёл с ума за последние несколько суток.
- Иди, мы сейчас, - парень сжимает плечо отца и благодарит судьбу за то, что прямо сейчас не возникает той самой ситуации, когда гость оказывается нежелательным, и что тот сам приглашает зайти. Дерек сделал бы это всё равно, а Стайлз не стал бы торопливо прощаться, шёпотом обещая, что свяжется, как только удостоверится в том, что всё в порядке - впустил бы сам, а там уж парировал выговор за закрытой дверью, будь обстановка не столь дружелюбной. Поэтому Стилински-младший пропускает мужчину вперед и остаётся на пороге, ожидая своего волка.
- Захватишь сумку?
Он послушно дожидается, пока Дерек вытащит из багажника их одну на двоих сумку, заблокирует двери и направится к двери, и прежде, чем тот переступит порог, касается ребра его ладони кончиками пальцев - незаметно, но достаточно для того, чтобы разгладить колючую как утренний мороз атмосферу.
- Я завезу вещи чуть позже, только заберу ключи от джипа, - обещает он, зная, что внутри сказать это уже не получится благодаря острому слуху новообращённого, с которым Стайлзу ещё предстоит свыкаться. - Пока можно оставить в прихожей, там сбоку, заходи.

Дом изнутри за эти несколько месяцев ничуть не изменился, ровно как и двор, и входная дверь, и всё остальное, что Стилински помнил до мелочей и мог бы воспроизвести в любой момент, даже если разбудить его посреди ночи. Поэтому он осматривается лишь несколько секунд после того, как закрывает за собой дверь и, разувшись у порога, проходит вглубь дома, прямиком на кухню, где уже горел свет и слышался перезвон зёрен о металлическое донышко турки. Кажется, кофеварка вышла из строя еще перед Рождеством, да и вкус так был намного приятнее. Интересно, насколько сильнее отец полюбил этот напиток теперь, когда его аромат наверняка прошибает до мурашек, обретая новые нотки. Стайлз с трудом сдерживается, чтобы не поднимать эту тему вот так - с тупого вопроса о гастрономических предпочтениях. Хотя с него бы сталось.
- Я хотел сделать сюрприз, кстати, - он почти с ностальгией ловит тот момент, когда не знает, с чего начать, когда шериф вот так вот занимается чем-то, не пряча улыбки, а сам пацан знает, что скоро им предстоит не самый приятный разговор, и потому заговаривает зубы, пытается сгладить острые углы заранее и зафиксировать их в таком положении. - Знаешь, заявиться на днях, когда никто не ждёт, потому что я расправился с этой сессией до того, как она подняла свою морду! - пока он проговаривает это, кивает Дереку на стул возле стола, давая выбор - сесть или остаться подпирать плечом дверной косяк, скрестив на груди руки и пристально наблюдая за всей этой ситуацией из-под слегка нахмуренных бровей. Да, сейчас это было действительно слегка, и в мимике оборотня Стайлз уже мог разделить каждое её проявление по мельчайшим градациям. - Так что я хотел приехать без предупреждения, и даже если бы ты дозвонился, я бы чёрта с два признался, что уже в пути, если бы только не та новость, которую мне сообщили.
Он старается говорить так, чтобы его тон не менялся. Не становился менее ярким, непринуждённым, спокойным - да, это сделать непросто, но он старается не впускать в интонацию ни намёка на ярость, от которой ему пару дней назад хотелось орать, рычать утробно и совсем-не по волчьи, а по-человечески так и до саднящей глотки. Стоять на месте у него не вышло бы при любом раскладе, поэтому он подходит ближе к отцу, вставая плечом к плечу, и тянется к верхнему шкафчику, где стоят чашки, чтобы достать их и расставить на столе.
- Это ведь правда? Или мне дать немного времени и не портить момент гордости за первую закрытую годовую сессию твоего подающего надежды сына? - спрашивает он с осторожной улыбкой, а когда достаёт кружки, быстро убирает руки из поля зрения. - Да твою мать, трясусь как больной чихуахуа...