Это было очередное поражение.

Он не сдался без боя, как не сдавался никогда; но в итоге всё, что Вергилий мог сделать на настоящий момент - это признать, что удача снова его покинула. Он шёл к Императору - и, о глупец, снова оказался не готов, снова оказался недостаточно силён, чтобы сломать западню, и недостаточно умён, чтобы избежать её. С самого начала, с того самого момента, как они покинули клятые дольмены, где нашли клятого выродка, он шёл сюда - он шёл к своему старому мастеру, и даже, чёрт подери, подозрения о том, что всё это идёт по сценарию Императора, не сбили его с пути. Он не мог даже представить, что Мундус способен на что-то подобное.

Но Мундус и не был способен. Ему это было не нужно; он попросту воспользовался услугами того, кто мог сочинить подобный сценарий и помочь претворить его в жизнь.
И то, что Вергилий теперь догадывался о назначении этой западни, делало ситуацию лишь ещё более унизительной. 

Сознание покидало его медленно и мучительно, тело сопротивлялось, застыв в трансформации, затворяло раны, смыкая их края вокруг пробивших броню штырей и цепей, останавливало кровь, замедляло сердце. И всем тем - лишь приближало плавно накатывающую кому. Отток энергии уже начался - слабый, едва заметный, но это были лишь первые струйки всего того песка, что должен был просыпаться сквозь пальцы Вергилия, прежде чем Император, наконец, выкачает всю энергию, что ему нужна, и решит, что делать дальше - с тем, что останется от бессознательной батареи.
Вергилий не сомневался, что применение, которое ему найдут, ему совершенно не понравится.

Вергилий умирал от ярости и унижения, но с трудом мог даже пошевелить крылом, не то что подняться и пробиться сквозь заклятье, игнорируя отдачу. Какая была польза от того, что он узнал, от того, что расслышал в насмешке Мундуса, если сейчас он уже не мог вернуться?

Дурак. Идиот. Самоуверенный идиот.
Надо было убить копию сразу же, как увидел. Надо было верить собственным подозрениям.

Ещё какое-то время он отчаянно пытался придумать выход из ситуации, но неуклонно гаснущее сознание уже было неспособно мыслить достаточно быстро и связно. Надежда на свободу единственной нотой прозвучала в нём только перед окончательным уходом во тьму - и он покорно и почти безразлично закрыл глаза, понадеявшись, что нота эта его не обманет.

Данте. Он чувствовал брата так ясно, как будто тот был где-то неподалёку.
Разумеется, будь это так, это была бы очень плохая новость.
Но всё же...

…
…
- Да, я… - на середине фразы Вергилий замолчал, совершенно потеряв мысль, и озадаченно уставился на телефонную трубку в своей руке. Впрочем, порой такое случалось - последствия болезни, последние отголоски. Стыдно, но жить можно.
Он со вздохом приложил трубку к уху и попросил напомнить, о чём только что говорили.

На работе его считали человеком умным, но забывчивым. Впрочем, в его институте таких чудиков было достаточно много - область была всё же не самая требовательная к памяти и сосредоточенности. Если исключить ту её часть, что касается лингвистики, разумеется, но на то есть лингвисты.
Он предпочитал соглашаться с обоими определениями, благо причину его “забывчивости" понимал только его непосредственный руководитель, человек достаточно надёжный, чтобы не опасаться лишних слухов. Об этой причине распространяться вообще не стоило.

Долгие годы жизни его терзали кошмары во сне, порой перетекавшие в кошмары наяву. Часто об одном и том же, бессмысленные, выбивающие почву из-под ног, яростные сны, непреклонно диктующие ему что-то совершенно иное, чем то, что он знал о своей реальности. Он просыпался как будто кем-то другим, и лишь чудовищными усилиями воли приходил в себя. И, к сожалению, иногда ему это удавалось… не сразу.

Но у него была семья. У него были близкие люди, которые помогли пережить это. Иначе, пожалуй, регулярные встречи со “специалистами”, многие из которых не вызывали в нём ничего, кроме презрения, и непременный присмотр свели бы его с ума окончательно.
Рассказывать свои кошмары и их последствия раз за разом фактически незнакомым людям было невыносимо унизительно. Со временем это начало отдавать какой-то плохой чернушной фантастикой, и Вергилий научился обрисовывать происходящее в двух-трех предложениях, быстро выбрасывая из головы разговор, как только он завершался.
Возможно, только после этого он и пошёл на поправку.
Злость всегда мешала ему думать.

Но это было давно. Сейчас от этого осталась только клятая “забывчивость”, батарея таблеток, которую нужно таскать с собой, где бы ты ни был, куда бы ни пошёл, и периодические тревожные взгляды Данте. Вот уж кто переживал за Вергилия явно больше, чем он сам.
Впрочем, это вполне укладывалось в схему их взаимоотношений. Наличие брата-близнеца, у которого проблем с головой нет, как оказалось, очень помогает держаться на плаву самому. Мотивирует, если можно так выразиться.

Закончив разговор, он повесил трубку и, поразмыслив, пошёл в ванную. Неустойчивое предчувствие говорило ему, что что-то не так, и что, возможно, лучше полежать пару часов. Возможно, почитать. Или попробовать сделать часть бумажной работы - ту, что он не столь давно унёс на дом. Или сходить до чайного магазина и выбрать себе несколько новых чаёв.

Может, позвонить сыну? К чёрту гордость, по меньшей мере, этот разговор должен хорошо отвлечь, хотя Неро наверняка прекрасно поймёт, что отцу снова не по себе. Расспросить про Кирие, про ребят...
Нет. Сначала успокоиться.
Перестать бояться.

Потом позвонить Данте. И просто рассказать, как один дурак - ты знаешь этого дурака, кстати - расстроился из-за того, что потерял мысль посреди разговора, и взбеленился из-за того, что вспомнил о неудачных терапиях. По меньшей мере, Данте умеет держать своё сочувствие при себе… по большей части. Достаточно.

В ванной он плеснул себе в лицо холодной водой, на мгновение застыл, а потом отнял ладони от лица.

Отражение ответило ему сумрачно-бирюзовым отблеском радужки, прорезанной вертикальными зрачками. Ничего подумать он не успел.

…потому что люди, чтоб их, не умеют соображать быстро. Вергилий шумно выдохнул, посмотрел на всё ещё бегущую из крана воду и, раздражённо фыркнув, сунул голову под холодную струю.
Это помогло ему немного стабилизировать понимание происходящего.

Нужно было предпринять что-то, и быстро. Все предыдущие его попытки прорваться сквозь прочную шкуру марионетки, вобравшей в себя его личность, рано или поздно проваливались. Но что-то разведывать он всё равно успевал - и совершенно не сочувствовал несчастному фабриканту, картинке, созданной иллюзией идеального мира для Данте.
Вергилий знал себя достаточно, чтобы понимать, что может пережить любое унижение. Значит, пережить сможет и этот… это… изображение.

Итак, Редгрейв. Если всё верно, эта область должна остаться относительно нетронутой; вряд ли Мундус генерировал всю эту иллюзию самостоятельно, и вряд ли Ви вообще приложил к ней руку - иначе, скорее всего, периодические диверсии Вергилия отняли бы куда больше времени и усилий.

Впрочем, даже так ему казалось, что он торчит здесь уже целую вечность.

Редгрейв. Поезда до этого города давно не ходили, автобусы шли только к ближайшим поселениям, после чего нужно было идти пешком или ехать пару десятков километров до нужного места. Это как минимум несколько часов времени. Несколько часов - это слишком много.

Но Вергилий готов был попытаться и так, если не удастся сделать так, как он задумал.

Этот ведь иллюзия, верно?
Что будет, если изменить воспоминания марионетки?
В конце концов, работать со своим разумом Вергилий умел в достаточной мере, чтобы справиться с упрощённой и очеловеченной своей вариацией.

…он пришёл в себя посреди руин, чувствуя неподъёмную усталость, с ощущением, будто с его плеч только что рухнула гора. Возможно, прямо ему на голову. Последним, что он помнил, было то, как он стоял в собственной ванной, но после этого воспоминания в памяти зиял чудовищный провал.
Некоторое время Вергилий молча и дико озирался, пытаясь осознать, как он здесь оказался, и где это именно - “здесь”.

Полуразрушенный шпиль знакомой формы, размытый расстоянием и дымкой, подсказал, что место это - Редгрейв, город-призрак.
Вергилий тихо вздохнул и похлопал себя по карманам. Разумеется, таблеток нет. Сумки нет. Спасибо хоть оделся нормально. Часы показывали третий час после полудня, относительно рано. Значит, забытье длилось как минимум все последние сутки. Либо он, чёрт побери, телепортировался сюда.

Что маловероятно.
Хотя ботинки явно выглядели не так, будто в них прошли чёрт знает сколько километров.

Ладно, потом.
Вспомнив, что видел неподалёку неожиданно хорошо сохранившуюся телефонную будку, Вергилий решил всё же попытать удачу и поднял трубку. Услышав в динамике хриплый сигнал, он спешно опустил найденную в кармане монетку в приёмник и набрал до автоматизма знакомый номер.

- Данте? Я в Редгрейве. Я понятия не имею, как...
Разговор был коротким и окончился на передаче координат. На этом месте можно было просто спокойно сесть где придётся и ждать брата - наверняка примчится он неприлично быстро. Но Вергилий, повинуясь беспокойству, сначала несколько раз прошёлся вокруг обломков здания, к которым притулилась телефонная будка, а потом, плюнув, ушёл чуть дальше, к подножию холма.

Он сам сказал, что встретит брата именно в этом доме на холме. Почему не у будки? Чёрт его знает. Возможно, мысли его захватила уже мерцающая вдалеке гроза, накатывающая на мёртвый город подобно девятому валу.
Чёрт. Его. Знает.

Он быстро поднялся по склону и вошёл через разбитые двери в покинутый холл. Здесь явно когда-то прошёлся пожар - обгоревшие, истлевшие остатки мебели и облицовки стен скалились ему в лицо обугленными клыками, затхлость била по обонянию.
Вергилий, поднеся ладонь к лицу, чтобы оградить себя от запаха разрушения, поднял взгляд на старинный портрет над камином - и застыл.

…
…
Есть.
Теперь главное было - каким-то образом заставить Данте понять, что происходит, и не дать уволочь себя обратно. Самым сложным фокусом, пожалуй, будет при этом одновременно сохранять сознание и позволять действовать тому, другому - потому что иллюзии брата Данте сейчас поверит явно больше, чем собственно брату.
О ирония.

Вергилий пристально вгляделся в картину, придирчиво сравнивая каждую линию с тем, что помнил. Видимо, иллюзия всё же была скомбинирована из того, что нашлось в сознании и подсознании Данте - картина казалась неуловимо другой, но не настолько, чтобы исказить её суть. Вся семья была на месте. Даже пребывая в мороке, призванном оградить его от прошлого, брат сумел сохранить в памяти это место.

Это внушало надежду.

Заслышав шаги, Вергилий с трудом заставил себя оглянуться. 
- Ты пришёл, - констатировал он, понемногу ослабляя контроль и позволяя маске встать на место. - Прости, что… заставил поволноваться. Снова. Я просто без понятия, как отсюда выбираться, если не пешком, а на такие подвиги я, пожалуй, неспособен. Я вижу в этом всём только один плюс, - он кивнул вглубь холла. - Я бы сказал, что с исторической точки зрения это место, пожалуй, довольно интересно.